Шэрон Олдс

САТАНА СКАЗАЛ

 
Я заперта в коробочке из кедра
с рисунком пастушка, приклеенным
по центру, среди других картинок.
Причудливо изогнутые ножки
и позолоченный замок сердечком
без ключа. Я постараюсь описать
мой путь наружу
из закрытого пространства,
благоухающего кедром.

Итак, явился Сатана и говорит:
"Я мог бы вывести тебя отсюда, если скажешь:
мой отец - дерьмо". Я повторила:
"Мой отец - дерьмо", и Сатана
расхохотался, продолжая: "Приоткрылась.
Теперь скажи: моя мамаша - сутенер". -
"Моя мамаша..." -
и вправду, что-то хрустнуло, приотворяясь,
пока я выговаривала это.
Мой позвоночник распрямился,
как розовая спинка балериньей
заколки для волос
с рубиновым глазком, она лежала рядом
со мной на атласе обивки.
И снова в мое ухо вкрался голос
Сатаны: "Скажи "дерьмо",
скажи "смерть", скажи "трахнуть отца".

Боль загудела в коробочке
детской, стоящей на крышке бюро,
и открылся чудовищный глаз, точно омут
в окружении роз, гравированных тут же,
он был печален и - может быть,
мне показалось - себя ненавидел.

"Дерьмо. Смерть. Трахнуть отца".

Что-то открылось.

"Правда, намного лучше?" - спросил Сатана.
Вроде бы свет преломился на тонкой булавке,
я различила два цвета дерева. "Я же люблю его,
знаешь, - пролепетала куда-то во тьму. -
Я люблю их, и как мне теперь объяснить, что случилось
с нами в потерянном прошлом?" - "Конечно, -
сказал Сатана, ухмыльнувшись. - Конечно.
Теперь скажи: пытка".

Сквозь черноту, впитавшуюся в кедр,
я разглядела, как разверзлась щель.
"Скажи: папашин хуй, мамашина
пизда, - шептал мне Сатана на ухо. -
Я выпущу тебя наружу". Щель
росла, пока не наступило время
до появления меня на свет
и показалось место заточения - постель,
и я, произносящая волшебные слова:
хуй и пизда. И голос Сатаны
был бесконечно ласков: "Можешь выйти".

Я чувствовала: воздух стал тяжелым
и плотным, как горячий дым. "Входи", -
шепнул мне Сатана, и этот шепот
принес с собою смрадный выдох. Вход
оказался пастью дьявола. "Войди в мой рот", -
послышался приказ, и щель,
ведущая к свободе,
сужалась прямо
на глазах.

О нет, ведь я любила
их... ведь это было
мое тело, сжавшееся
в кедровой темнице -
до того, как дьявол
высосал себя отсюда
сквозь позолоченную
скважину замка
и воском языка
отверстие навечно запечатал,
сказав: "Теперь это твой гроб".

Я снова взаперти,
я ничего не слышу,
озябшие ладони согреваю
в рубиновом глазке
заколки танцовщицы, обретая
в мерцании холодного огня
внезапно обнаруженное знание любви.

Фото: Екатерина Викулина